Второй вариант — создание амулетов для иссекая. А что? То, что можно перерождаться я уже понял, сам являюсь доказательством, а тут — фабричное производство амулетов, гарантирующих перерождение в выбранном тобой мире! Точно, это мысль…

— Кента-кун! — голос медсестры возвращает меня в реальность, и я трясу головой, изгоняя видения будущих предприятий и заводов с моим именем над проходной.

— Извините, Мидори-сан, задумался. — говорю я: — все это просто недоразумение. Разрешите покажу вам… — я открываю портфель и достаю наше соглашение. Мидори кидает на меня недоуменный взгляд, но берет в руки лист бумаги и начинает читать. По мере прочтения ее глаза округляются.

— Что это такое? — спрашивает она, потрясая листком бумаги: — Кента-кун?!

— Ну, Мидори-сан… там же сверху написано — соглашение. — говорю я, поражаясь способности некоторых людей задавать риторические вопросы. Нет, я, конечно, мог бы ответить «лист бумаги, покрытый иероглифами, которые в полной степени отражают суть заключенного нами соглашения, закрепляющего в письменной форме волеизъявление всех участников процесса раздевания в классной комнате», но побоялся, что такой ответ будет воспринят как издевательство в особо изощрённой манере.

— Нет, Кента-кун — говорит медсестра, продолжая потрясать листком бумаги: — это не соглашение. Это письменное доказательство нарушений как минимум пяти положений Устава школы, небрежения педагогическим составом работы с учениками в области полового просвещения, свидетельство провала всего сектора внеклассной деятельности и учителя по этике и моральным принципам общества, это гарантированная проверка из Министерства образования и как минимум — увольнения директора! Вы что, с ума сошли, такое на бумаге писать?!

— Это я как раз на тот случай, если кто-то предположит, что я тут заставляю кого… — говорю я. Медсестра смотрит на меня и у нее явственно дергается левое веко.

— Хорошо — говорит она: — я верю, что ты никого тут не заставлял. В том числе и потому, что этих троих никто бы не смог заставить. Признаюсь, что я среагировала импульсивно, но что ты хочешь, я вечером иду по классам обход сделать и отметку в санитарный журнал занести, открываю дверь, а вы тут голые!

— Натсуми была в трусах — указываю я.

— Не усугубляй — прищуривается Мидори: — не надо.

— Я просто факты привожу — пожимаю плечами я: — это я был голый, а она была в трусах, так что — технически — не являлась голой.

— Ой, не усугубляй, Кента-кун — качает головой Мидори: — признайся честно, самому себе, как долго эти самые трусы на ней бы продержались? А зайди я минут через пять? Десять?

— Ну… — отвожу глаза в сторону я. Действительно, судя по целеустремленности и решительности Натсуми-тян, трусы на ней долго бы не продержались. Правда тогда никто из нас бы не выиграл, потому что все дошли до конца. И чьи приказы исполняла бы бедная Мико-тян до конца недели? Наши с Натсуми? Или ничьи? В любом случае — Мидори-сан меня только что сделала. Что сказать, умная женщина. Обожаю умных женщин. Умных и зрелых, без всех этих комплексов молодости. Женщина в ее возрасте и статусе уже не нуждается в романтических соплях и прочих амурных переживаниях — или может и нуждается, но немного. Потому что знает им цену. Всем этим «любовь навсегда» «я сделаю для тебя все, что угодно». Ну и такие женщины вполне могут отделять сексуальное влечение от «отношений» и «любви». Идеальный вариант для одного озабоченного школьника, который не хотел бы себе лишних проблем на голову.

— Так что тебе еще мне спасибо сказать надо — говорит Мидори, видя, что я проникся ситуацией и осознал ее правоту: — потому что потом от Натсуми-тян ты по добру не отвяжешься. Ты хороший парень, Кента, а Натсуми — она всякая бывает. Она… на разное способна. Так что лучше бы тебе с ней не связываться.

— Вы это серьезно? — спрашиваю я, видя, что кризис проходит. Судя по направленности разговора, она не собирается жаловаться директору или кому-либо еще. Как и положено у японцев — главное не потерять лица, так что все что происходит в бойцовском клубе — остается в бойцовском клубе.

— Еще как — кивает головой Мидори: — ты не знаешь кто у нее родители? И не надо тебе знать. В прошлый раз я за тебя порадовалась, что ты девушку нашел, но мне казалось, что это другая девушка, а не Натсуми-тян. Мой тебе совет, Кента — держись от нее подальше. Может и запоздалый совет, судя по тому, как я вас сегодня застала… но все же совет.

— Спасибо — киваю я. В самом деле, почему бы не выслушать старшего и не согласиться. Поступить по-своему я всегда смогу, а уважение старшему… старшей — выказать стоит. Особенно такой вот старшей.

— Большое спасибо, что беспокоитесь, Мидори-сан — кланяюсь я: — но между мной и этими девушками ничего нет, кроме дурацкого спора, в котором каждая из сторон отказалась пойти на компромисс. Эта ситуация меня не красит, конечно, мог бы и уступить.

— Ну… я рада, что ты все понимаешь… — говорит Мидори: — я не стану никому говорить о том, что здесь видела, при условии, что ты тоже не будешь трепаться. Имей в виду, это в твоих интересах. И вот еще — она поднимает листок соглашения и рвет его на мелкие клочки. Прячет клочки в карман. Глядя за ее действиями, я сомневаюсь, стоит ли ей рассказывать, что по копии такого же соглашения есть у каждой из троицы и потом решаю, что нет. Чего человека зазря расстраивать.

— Значит Натсуми-тян не твоя девушка, да, Кента? — спрашивает меня заметно повеселевшая Мидори: — а кто твоя девушка?

— Пока у меня нет девушки — отвечаю я: — надеюсь, что это скоро изменится.

— Да? И какие же девушки тебе нравятся? — спрашивает Мидори, расслабляясь и присаживаясь на ближайшую парту: — высокие, низкие, спортивные?

— Честно говоря не в росте или фигуре дело — отвечаю я: — главное — это характер. Или личность. Индивидуальность.

— Довольно неожиданно слышать такое от подростка — наклоняет голову Мидори: — что ты имеешь в виду под этими словами? Она должна быть доброй, заботливой и послушной?

— Да нет. — отвечаю я: — скорее — уже зрелой личностью, преодолевшей свои внутренние разлады и комплексы и живущей в мире сама с собой. Которая точно знает, что ей надо и берет это. Которая не будет требовать от человека того, чего он не в состоянии дать и не будет расстраиваться, потому что знает себе цену. Как-то так.

— Ух ты… — задумывается Мидори-сан: — но это не похоже на портрет школьницы, Кента-кун. Это скорее портрет моей ровесницы, ты уж извини.

— А вы мне очень нравитесь, Мидори-сан — говорю я: — вы очень привлекательны.

— Погоди-ка, мистер-без-трусов — улыбается она: — ты сейчас чего — пытаешься меня клеить?

— Именно — киваю я: — всенепременно пытаюсь. Знаю, что шансов у меня практически нет, но я с гордостью погибну в этом сражении. Я даже знаю, что вы мне ответите.

— И что же я тебе отвечу? — спрашивает Мидори, окидывая меня оценивающим взглядом уже второй раз за вечер.

— Хм… — теперь уже я окидываю ее оценивающим взглядом. Ей где-то от двадцати пяти до тридцати. Могу ошибаться. Она — одинока, но иногда у нее бывает мужчина. Скорей всего тот, которого она терпит — отчасти ради статуса «есть кто-то», отчасти ради секса, отчасти, потому что одной совсем тоскливо. Встречи у них нечастые — Хироши подсуетился, даже фотки показал этого перца. На первый взгляд совершенно не впечатляет, но кто его знает, может у него душа прекрасная или в постели он виртуоз. Не судим книгу по обложке. Просто знаем, что у этого прекрасной души постельного виртуоза — жена и двое детей. Потому с Мидори-сан встречаются они редко — раз в две или три недели. Но это не главное. Главное в том, что Мидори — на самом деле уже состоялась как человек и женщина и знает себе цену. Я для нее сейчас — как забавный щенок, которого можно и погладить и по голове потрепать, но всерьез которого не воспринимаешь. Она — порядочный человек, но у нее есть и «особые» желания, просто она не может предаваться им без риска подставиться. Она не боится тьмы внутри себя или своих «особых» наклонностей, она — уже давно разобралась с этим. Просто у нее нет единомышленников, а искать их самостоятельно — такая морока. Потому она давно загнала свои желания глубоко внутрь и сублимирует их каким-нибудь общественно приемлемым способом. Кошку там дома держит, например.