— Натсуми! Ээ… проходи, проходи, садись. У нас тут импровизированная беседка. Отсюда даже виден океан — чуть-чуть, если смотреть поверх воон того склада и не обращать внимания на кран. Эта старая рухлядь не видела грузов лет двадцать, но все еще загораживает людям прекрасный вид. Но если поднесешь ладонь… вот так, то ты сможешь увидеть морскую гладь без этих… элементов пейзажа. — тороплюсь я. Внутри меня дрыгается пружинка «надо же вскочить и поприветствовать леди» и «какого черта она тут делает и как она вообще Логово Злодейки нашла», но вскакивать мне нельзя — у меня спина заживает. Бьянка категорически отказалась отпускать меня домой, при мне еще раз позвонила моей маме и со всеми положенными в таких случаях экивоками, социальными ужимками и извинениями — настояла на том, чтобы «Кента-кун погостил у меня еще парочку дней», потому что «надо посетить могилу бабушки и представить ей Кенту, а бабушка умерла на Хоккайдо».
Так что согласно показаниям ближайшего человека, который когда-то открывал медицинский справочник — мне необходим покой. Когда я сказал, что мне нужно воздухом подышать, все решили довольно просто — на плоскую крышу здания вынесли шезлонги и столик для пикника, Рыжик вытащила закуски и чайный комплект вместе с каким-то очень дорогим чаем и плед. Так что в данный момент времени я и вскочить то путем не мог — закутанный в плед ниже пояса и с чашкой в одной руке и блюдцем в другой. Да, сегодня мы пьем чай по-европейски.
— Чертовски неожиданно видеть тебя здесь — продолжаю я, пока Рыжик, хмыкнув, исчезла внизу, а Натсуми — аккуратно присела на соседний шезлонг, сложив плащ на подлокотник, а зонтик — поставив рядом. Она уселась, прижав колени вместе и отклонив лодыжки в сторону, параллельно друг другу, так, что я невольно обратил внимание на то, какие они у нее стройные. Даже тонкие. Это последствия мышечной атрофии? Уже?
— Хотя никогда не думал, что ты сможешь раскрыть мое Логово. Вернее, Логово Бьянки-тян, это она у нас тут хозяйка. И довольно гостеприимная. Чаю будешь? Сегодня все по-европейски, не знаю, насколько ты любишь чай…
— Терпеть не могу — отвечает Натсуми: — обычно я пью кофе. Говорят, в чае есть кофеин, но его так мало, что я и не замечаю.
— Кофе нет. По крайней мере нет здесь, наверху. Но я могу позвать Рыжика и она принесет…
— Тогда не надо. Зачем беспокоить… — снизу появляется Рыжик, которая несет банку растворимого кофе. Ставит на стол и удаляется, бросив на меня красноречивый взгляд. О чем именно говорит этот взгляд — я не догадываюсь, но он весьма выразителен.
— Я так понимаю, тут очень хорошая слышимость… — протягивает Натсуми, едва Рыжик исчезает внизу.
— Издержки Логова Злодейки — пожимаю плечами я: — сперва тут был завод, и никто не думал о звукоизоляции, а потом… а потом кое-кто взял себе обыкновение стоять за дверями и подслушивать. Что вообще-то не очень хорошо, но Рыжик у нас — хранительница. Ее оставили тут за старшую, вот она и бдит. Она не очень-то меня любит, но если Бьянка сказала — «следить за ним» — то она проследит. В хорошем смысле, разумеется… — снизу раздается характерное фырканье и удаляющиеся по металлической лестнице шаги.
— В любом случае я так рад видеть тебя, и мою радость нисколько не затмевает мое же недоумение — как ты смогла меня найти? Это место… — я умолкаю, едва Натсуми молча протягивает мне свой смартфон. На его экране — карта города, вернее — территория порта, где пульсирует красная точка. Аккурат в том самом месте, где мы с ней сидим на крыше.
Наливаю ей чай. Приходится немного наклониться вперед, и моя спина сразу же дает о себе знать. Наливаю чай, ставлю чайник на место и с облегчением откидываюсь назад, на мягкие подушки, положенные Рыжиком мне под спину и голову.
Она установила приложение мне на телефон. Так же как и я в свое время Шизуке. Вот только разница, между нами, в том, что Шизука — знала об этом и даже использовала этот факт, чтобы устроить засаду. А я… я не знал. Что же, жизнь по-прежнему продолжает тыкать меня носом в свои же собственные лужи и конца-краю этому занятию я не вижу. Обучаем ли человек? Нет, правильный вопрос — обучаем ли я?
— Классное приложение — киваю я, устроившись поудобнее в своих подушках: — очень помогает, если ребенок потерялся. Или домашний питомец. Эту штуку бы подвесить на мое чувство самосохранения, а то в последнее время у меня такое ощущение, что я его потерял. Или украли. Надо бы объявление в газету дать, никто не находил чувство самосохранения? Оно и так было маленькое и хилое, но совсем без него тоже плохо. Привязался я к нему. Сентиментальные соображения, так сказать.
— И мне бы пригодилось — кивает Натсуми, отворачиваясь от меня с чашкой чая и глядя туда, где между крышей склада и краном — виден кусочек моря.
— Да, а тебе зачем? — удивляюсь я: — у тебя все при тебе. Красота, ум, изящные лодыжки. Если ты потеряла человека, который умащивал их маслом перед сном, то я могу выдвинуть свою кандидатуру. Каковы требования к соискателям? Готов трудится над твоими лодыжками, коленками и бедрами без сна и отдыха.
— Интересно — отвечает Натсуми, не поворачиваясь ко мне и продолжая глядеть на кусочек моря: — ты действительно где-то потерял инстинкт самосохранения…
— Хм. Даже ты заметила. И как это проявляется снаружи? У меня изменился цвет глаз? Что-то выросло, что не должно вырасти? Рога или копыта? Почему ты так решила?
— Да потому, что надо быть совсем лишенным этого инстинкта, чтобы предлагать другой девушке помассировать лодыжки, когда ты сидишь в Логове Злодейки, а сама злодейка буквально только что отъехала и скоро вернется, а ее верная подружка — подслушивает у дверей. — наконец поворачивает ко мне голову Натсуми: — с учетом того, что я знаю о Бьянке-сама — она не тот человек, с которым можно так шутить. Она только слово обронит и Красный Лотос и тебя закопает и меня вместе с тобой.
— Это да, она крутая — киваю, соглашаясь с ней: — но причем тут твои лодыжки и моя помощь в умащивании их маслами — не понимаю. Искренне предлагаю помощь. Ты можешь даже с шезлонга не вставать. Просто протянуть ногу и положить ее мне на… вот сюда. Я сам сниму с тебя туфли и помогу твоим ногам отдохнуть и расслабится.
— Мои ноги в твоих руках точно не расслабятся — отвечает Натсуми, окинув меня оценивающим взглядом: — хотя до того, как я узнала, что у вас с Бьянкой-сама все серьезно, я порой… взвешивала в голове такие идеи.
— Это неожиданно и… я не знаю как себя чувствовать — признаюсь я: — с одной стороны я жутко польщен, что ты рассматривала такую возможность, а с другой — разочарован, что ты прекратила это делать. Может все-таки еще раз подумаешь? Обещаю, что не буду совершать поползновения выше лодыжек и коленок… если ты сама не попросишь…
— Ну уж нет — качает головой она и отпивает глоток из чашки. Морщится и тут же ставит чайное блюдечко и чашку на стол для пикника: — и как ты это пьешь?
— Мне удивительно как ты такое не пьешь. Мы в Японии на секундочку, а не в США или на Ямайке. Здесь все пьют чай. Чайная культура тут с младых ногтей в каждом воспитана, взрощена и возлелеяна. Чай повсюду, чай везде. Холодный чай, теплый чай, горячий чай. Даже пирожки со вкусом чая. Если где и устраивать Безумное Чаепитие, так в этой стране. Я вообще удивлен, что Бостонское чаепитие произошло в Бостоне, а не в Сейтеки, скажем.
— Просто все тут так сдвинуты на чае, что никому и в голову не пришло бы выбрасывать его за борт — пожимает плечами Натсуми: — даже если бы мы и были колонией Британии и вдруг решили взбунтоваться, то чай бы сперва аккуратно выгрузили, а за борт покидали бы матросов.
— Да, это имеет смысл — соглашаюсь с ней я: — если так вдуматься, то любовь к чаю здесь явно превосходит любовь к сакэ. Тем удивительнее твой личный бунт против традиций. Натсуми-тян — бунтарка! Личная революция Натсуми! И… мне неудобно спрашивать, но я так и не налил тебе кофе… налить?
— Конечно. — Натсуми решительно выплескивает чай из своей чашки прямо вниз, в разросшиеся кусты у стен Логова Злодейки и поднимает руку, останавливая меня: — но я сама. Ты… у тебя травма, верно? Что-то со спиной? Сиди, налью.