Субботнее утро — это самое время для так называемой walk of shame — или Прогулке по Дороге Позора. Это когда девушка с растрепанными волосами, держа в руках туфли на высоком каблуке — пытается пройти в свою комнату, стараясь не привлекать лишнего внимания ни к своей скромной особе (которая вчера была очень нескромной) ни к синим засосами на шее (говорила же вчера — не вздумай засосы ставить) ни к иным признакам успешно проведенной ночи, за что утром очень стыдно. У парней тоже такое есть и я, если честно, этого не понимаю. Ни со стороны девушек, ни со стороны парней. Полагаю, что тут есть отсылка к Аристотелю, который говаривал что «всякая тварь после соития грустна бывает», плюс похмелье и общая подавленность организма. Все это ошибочно воспринимается сознанием девушки/парня как стыд и позор и вообще, что это я вчера вытворяла/вытворял.

Мое скромное и честное мнение по этому поводу гласит, что только тот, кто провел пятничный вечер в одиночестве, хотя предпочел бы с кем-нибудь — имеет право чувствовать легкое чувство досады. И стыда. Остальные — кто провел вечер и ночь с пользой и в объятьях малознакомых девушек или парней — должны радоваться, что такое все еще возможно. Потому как memento mori и вообще — все пройдет. В том числе и возможность приподняться на локте утром в субботу и порадоваться обнаженному телу рядом с тобой.

Обнаженное тело рядом со мной утром в субботу представляла собой некая Оя, офицер полиции и законопослушный гражданин страны, девушке было почти двадцать восемь и она сильно комплексовала по поводу нашей с ней разницы в возрасте — по крайней мере пока не начались все эти «колокольчики», утопление стопок с коньяком в кружке с местным пивом. Никогда так не делайте, это весело и очень быстро разгоняет такое азартное пьянство, но вот похмелье от такого коктейля просто чудовищное. Потому «Оя Три Проповеди», как ее называли в портовом квартале — чувствовала себя не очень хорошо после вчерашнего. В отличие от ее подружки по цеху, которая, едва проснувшись — тут же оседлала Нобу-сенпая. Есть такая категория женщин, им с похмелья особенно охота.

Наши кровати были расположены не так далеко друг от друга и при желании могли сдвигаться вместе, образуя эдакий аэродром… или нет, скорее траходром. Потому мы с Оей имели удовольствие лично созерцать подпрыгивающие в такт движениям небольшие груди Морико Сэки-сан, которая не стеснялась сопроводить эти движения звуками.

— Твоя подруга очень выразительно звучит — говорю я и Оя — обхватывает голову руками. Я обнимаю ее сзади, чувствуя, как напрягается мое мужское естество, которое с похмелья тоже чувствует необходимость в духовной близости. Хоть куда-нибудь. Здесь Теория Кудряшова гласит, что в результате похмелья организм решает, что он на грани выживания и ему срочно необходимо передать свои гены — последний шанс, так сказать. Ласто чансо.

— Отстань — бурчит Оя: — мне плохо.

— Так я как раз помочь — аргументирую я, проводя рукой по внутренней стороне бедра и чувствуя шелковистую кожу офицера полиции: — после коитуса у тебя выделятся природные обезболивающие и тебе станет легче. Проверенное средство.

— Правда? — вяло спрашивает Оя: — А если меня стошнит?

— А мы начнем медленно и печально — уверяю ее я, убеждаясь, что Оя Три Проповеди уже достаточно мокрая… там. Что, несомненно, хороший признак. Что бы там не говорили, но отсутствие секса в течение длительного периода — вовсе не означает что человек как дорвется до секса — так сразу ого-го! Неа. Как правильно сказала вчера вечером Морико-сан — скорее все мхом зарастет. Навыки теряются, а сам организм начинается задаваться ненужными вопросами, вроде — а зачем дальше жить, если мы свои гены никуда не несем и не пора ли уже свет тушить и энергию экономить. Так что я радуюсь тому, что у офицера местного кэйсацусё — все работает как надо. Значит организм не забыл что и для чего и умирать не собирается, а собирается размножаться. Ну… как говаривал поручик Ржевский в ответ на вопрос «поручик, нравятся ли вам дети» — «Дети — фу. Но сам процесс…»

— О… — говорит Оя и зарывается лицом в подушку. С соседней кровати на нас бросает лукавый взгляд ее подружка. У нее видать похмелья в принципе не бывает. Она перестает прыгать на Нобу-сенпае и медленно вращает тазом, сидя на нем и наслаждаясь.

— Доброе утро, сенпай! — говорит она и ее голос звучит как-то по-особенному низко и глухо, напоминая о том, что прямо сейчас в Морико-сан находится приличная такая часть Нобу-сенпая, а он человек немаленький совершенно везде. В том числе и там.

— Ммм… — нечленораздельно отвечает ей Оя, уткнувшись лицом в подушку: — ммм!

— Она желает и вам доброго утра — перевожу я, продолжая свои движения внутри Ои и полагая своим долгом — поддержать непринужденную беседу. Но, честно говоря — это стоит мне изрядных усилий. Мы, мужчины устроены так, что можем хорошо делать что-то одно. Туннельное зрение и сосредоточение на цели. А ультимативной целью любого мужчины как раз и является размножение, так что с точки зрения моего организма я сейчас глупостью маюсь, мне надо заткнуться и погрузиться в процесс, а не болтать с соседней кроватью. Вон, Нобу-сенпай молчаливо исполняет свой долг, а не болтает языком.

— Оя! У меня идея! — наклоняет голову подружка, останавливая свои и движения на моем сенпае: — А давай поменяемся? Как думаешь? Нобу-сан просто жеребец и…

— Нет! — выкрикивает Оя, подняв голову от подушки: — Нет! И… Ооооууууу… Нет. Не надо… никаких обменов… ооуууу… гайдзинка проклятая!

— Мы… должны… уважать… — говорю я, двигаясь в ускоряющем темпе и теряя нить диалога: — аа… о чем это я?

— Ну-ка — ворчит откуда-то снизу Нобу-сенпай и скидывает с себя пискнувшую от неожиданности Морико-сан. Она рядом с ним совсем миниатюрная и зрелище того, как человек-гора легко поднимает в воздух девушку и бросает ее на кровать рядом с собой, возвышается над ней и разводит ее ноги в сторону. Морико издает какой-то звук, нечто среднее между восхищенным «Вау!» и удивленным «Ой!».

— Меньше слов — больше дела, малой — бросает мне Нобу и наваливается на пискнувшую Морико.

— И как он ее не раздавил до сих пор — задаюсь я вопросом: — прямо Красавица и Чудовище… разница в размерах и…

— Поменьше… отвлекайся… Оууу… — выдыхает Оя Три Проповеди: — слушайся своего… сенпая!

Через некоторое время, пролетевшее за попытками оккупировать душ и отклонением предложения Морико-сан «помыться всем вместе», ожиданием девушек в лобби отеля и последующей walk of shame на улицу — мы сидим в кафе.

Это добрый знак — если вы заканчиваете пятничный вечер — завтраком (или скорее обедом) в кафе. Потому что бывают прецеденты, когда девушка и минуты рядом с вами после вчерашнего не может вытерпеть и стремительно растворяется в воздухе, не оставив даже номера телефона. А ты потом сиди и гадай, то ли ты все испортил, то ли у нее что случилось. Роняет самооценку, да. В свое время Фрэйзер в «Золотой Ветви» установил границы между Дневной моралью и Ночной моралью. И если Ночной Дозор разрешает все это прелюбодеяние, укрывая лица и позволяя вакханалии и прочие вещи, на которые сложно решится днем, то Дневной — безжалостно освещает все морщинки и трещинки, все недостатки и оплошности, заставляя задаваться вопросом — зачем все это было? Плюсуем сюда похмелье и чувство стыда — вуаля, получаем отрицательный результат, который автоматически переносится на партнера.

— Спасибо за проведенный вечер — говорит Морико-сан. Морико-сан днем и Морико-сан ночью — это огромная разница. Глядя на нее, свеженькую и полную энергии, как-то не верится, что эта самая девушка буквально минут сорок назад скакала на моем сенпае словно ковбой через прерию, стонала под его весом и называла его и себя таким словами, что я лично нашел парочку новых ругательств и синонимов слова «шлюха» и «кобель». Да и некоторые позиции были… весьма интересными, но повторить я точно не смогу, по крайней мере не с Оей, им на руку была разница в размерах и весе, Нобу мог ее на руках носить и не уставать совсем. Кстати, да, я много узнал про своего сенпая.