— Аа… папа дома? — говорю я, чтобы хоть что-нибудь сказать.

— Папы дома нет со вчерашнего дня — отвечает мама, перелистывая страницы фривольного журнала: — а Хината вчера отпросилась у Айки переночевать. Так что мы с тобой сегодня дома одни. Ты волнуешься, оставшись с мамой наедине?

— Да ничего подобного! — отрицаю я: — Одни, так одни.

— Вот! — поднимает палец мама: — вот об этом я и хотела с тобой поговорить. — она кладет ладонь на стопку журналов. Журналы толстые и лежат друг на друге, так что я не вижу их обложек, но интуиция подсказывает мне что вряд ли это «Сад и Огород» или там «Советы домохозяйкам».

— Сегодня мы с тобой будем разговаривать о сексе — твердо говорит мама и слегка краснеет. Смотрит на меня. Я смотрю на нее в ответ.

— А… ты что-то хотела узнать? — осторожно спрашиваю я: — Это не мое, дело, но если у вас с папой что-то не получается — может лучше вам к специалисту обратиться? Я, конечно, могу посоветовать, но…

— О, Аматэрасу… — мама встает и подходит к бару. Берет оттуда початую бутылку вина и бокал. Вынимает пробку-аэратор в виде мультяшной фигурки и наливает себе полный бокал. Откидывается на спинку стула и, сложив руки на груди — глядит в потолок.

— Твой отец — говорит она спустя полминут созерцания потолка: — он всегда только обещает! Обещал с тобой об этом поговорить и как всегда не поговорил! А теперь мне приходится. А я — женщина. Вот как мне с подростком про это говорить?

— Эээ… да ты не парься, мам. Давай сделаем вид, что ты про это поговорила — предлагаю я: — в принципе я основное знаю, что и куда вставляется и… давай на этом и закончим. Меня если что Бьянка научит, у нее опыт есть.

— Ну-ка прекратить! — хлопает по столу ладонью мама, бокал подпрыгивает, посуда звенит, а она морщится от боли и потирает ладошку: — Нечего! Не будут моего сына случайные девки обучать! Мало ли чему она тебя научит. Может плохому?

— Бьянка-то? Она может… — вспоминаю как уходя рано утром из Логова Злодейки — бросил последний взгляд на нашу кровать, где лежали вповалку Бьянка, Шизука и Рыжик, прикрытые только простыней и собственным целомудрием… правильно, которого у нас нет. Рыжик в процессе не участвовала, она под утро из ночного клуба приперлась, разделась и с нами спать завалилась, холодно ей одной, видите ли. А мы полночи Шизуку укрощали, устали, вымотались, но были довольны прогрессом, ею и друг другом. Так что целомудрие всех участников было невозвратно потеряно где-то в процессе укрощения строптивой.

— Вот! — мама берет со стола бокал и делает нехилый такой глоток. Второй. Снова наливает вина и барабанит пальцами по столу. Я так понимаю, что за пьянку прямо с утра следует винить меня и мое девиантное поведение. Мама смотрит на меня. Мама снова берется за бокал. Глоток, другой. Все.

— Значит так! — мама встает и упирает руки в бока. Сейчас она великолепна — грозна и красива, прямо валькирия-воительница на пути Сексуального Просвещения и Недопущения Извращений: — Вот! — на стол ложится журнал с названием «Семейная Игра! Дочки-матери!» и картинка с зрелой женщиной, на объемистую грудь которой склонила голову лоли с едва намечающимися холмиками грудей. На заднем плане — паренек в семейных трусах, у которого кровь из носу фонтаном, надо полагать — из-за зрелища на переднем плане. Мелкими иероглифами внизу «Семейная вечеринка у бассейна пошла совсем не так!» и «Нет, братик, только не туда!», а также «Уроки на открытом воздухе!». Я узнаю журнал. Еще бы я его не узнал, он у меня в комнате под матрасом лежал черт-те сколько. Каждый раз как кровать заправляешь — на него натыкаешься. Давно хотел выкинуть, да что-то не сподобился. Дело в раздельной сортировке мусора, у нас макулатуры не так много, а такой вот журнал на полочке для макулатуры сразу видно будет и лучше уж взять с собой в школу и по дороге найти куда… а я так и не нашел. И в школу не брал с собой. Да, этот конкретный журнал вместе с пятью другими — достался в наследство от настоящего Кенты и я его не виню. У него социальный страх перед школой и одноклассницами был просто жуткий и единственное место, где он хоть немного любви и принятия получал — это семья. Вот и покупал такие вот журналы. Что же до меня, то я лично, никаких позывов к инцесту не испытываю, хотя вот казалось бы — местная мама мне не совсем мама. И даже может совсем не мама, а уж как женщина она и красива и умна и даже мудра. Обаятельная и смелая, ну как тут не влюбится? И я люблю ее — но платонически. Вот ни разу не возникало мысли «а может?» — даже на подсознательном уровне. И она и Хината у меня в мозгу по категории «близкие родственники, секс невозможен» проходят. Так что зря мама волнуется, но разве ж ее переубедишь? Раз уж она такие журнальчики у меня нашла (вернее — это Хината нашла, ууу… мелкая зараза) — то она обязана отреагировать и направить меня в верное русло.

— Я все понимаю, мам — уверяю ее я: — нельзя и …

— Сына! — поднимает палец к небу раскрасневшаяся мама и я затыкаюсь. Не время говорить, время слушать. Знай свое место в семейном кругу, сын блудный и не выстебывайся на мать, будто больше ее знаешь. Даже если на самом деле больше ее знаешь — помолчи. Так что я затыкаюсь и превращаюсь в слух, готовясь к неловким двадцати минутам ликбеза.

— Генрих Шестой! — говорит мама: — пожалуйста! Это… — она замирает, глядя в потолок.

— Последний король Англии из Ланкастеров? — помогаю я ей.

— Вот именно! — говорит она: — А почему последний? Потому что близкородственные связи! Сына, я все понимаю. Я понимаю, что в твоих глазах я — самая красивая и самая привлекательная женщина и что ты ревнуешь меня к папе…

— Что? Да не было такого!

— И что даже сейчас, когда вокруг тебя так много юных, красивых, привлекательных и успешных девушек — ты все равно влюблен в меня. Ты считаешь, что я лучше Бьянки-сан, лучше Натсуми-тян, лучше Томоко-тян и даже Соры-тян. Пусть даже они такие молодые. Пусть даже у Бьянки-сан своя сеть заправочных станций, а Сора-тян — наследница древнего додзе.

— Ээ…

— И ты, конечно, прав, сына. Ты прав — печально пожимает плечами мама: — я лучше всех их вместе взятых. Но судьба решила так, что ты — мой сын. И я не смогу относиться к тебе иначе! Дело не в тебе, сына, дело во мне… — и она вздыхает: — Я не понимаю эти ваши новомодные тенденции и вряд ли когда смогу. Все что я хочу — это чтобы у тебя была нормальная семья, нормальная Сора-тян в женах, и чтобы вы родили мне внуков! Разве я так много прошу? Вот кто другой давно бы уже на Соре-тян женился! Сына, я старая для тебя… пусть даже по мне и не скажешь и мое тело даст пятьсот очков вперед этим молодым выскочкам, но все же! — мама садится, наливает себе вина и задумывается. Я молчу. У меня есть свое мнение на то, настолько мама «старая», а также насчет ее тела, но я лучше уж молчать буду, чем усугублять ситуацию комплиментами.

— И Хината! Совсем от рук отбилась! — ворчит мама: — А ты ее тоже пойми. Она в таком впечатлительном возрасте, а ты Томо-тян домой привел и догола раздел, а потом другую девушку. В шоу участвовал, там прямо на всю страну показывали… устроил мне переживания. Конечно она от тебя в восторге!

— Хината? В восторге?! — изумляюсь я. Вот сколько помню, мелкая приставала вечно меня подначить норовит или на деньги развести. И обзывается.

— Ну конечно — мама смотрит на меня с жалостью, так на недалеких даунов смотрят, когда они такие «О! Я смог сам завязать себе шнурки и подтереть попу!». Тот самый момент, когда он купил йогурт с игрушкой, а должен был уже купить себе квартиру и съехать от родителей.

— Она тебя обожает, а эти ее игры с Айкой-чан — до добра не доведут. — предупреждает меня мама. Игры? Кстати, думаю я, а откуда мама в курсе про голую Томоко? Я ей не говорил, а она знает.

— Ты подсматриваешь — строго смотрю на маму: — или подслушиваешь?

— Неважно — машет она рукой: — считай это техникой ниндзя «Мама знает все, что происходит в этом доме!». Я имею право знать, что там у вас за закрытыми дверьми творится.